Дорогим бабушкинцам с искренним уважением и любовью посвящаю.
Рассказ
В эту летнюю июньскую ночь Клавдии, секретарю парторганизации, не спалось. Предстоящий день не обещал ничего хорошего. Утром на почтовой лошади надо будет ехать на партбюро в район за 35 километров. Опять секретарь парткома Поспелов будет твердить одно: чтобы люди в Троицу работали, а не справляли праздник, что религия – это пережиток прошлого и с ним надо бороться. Надо, говорит, загружать людей работой, и тогда они забудут про всякую Троицу.
Особенно это касается жителей отдаленных деревень Куликовки, Березовки, Аникова и села. А как назло в этих-то деревнях и любили справлять Троицу с большим размахом, там и жила Клавдия.
Варили деревенское пиво, пекли пироги на дрожжах, изготовленных из хмеля. Все так и было. Секретарь парткома гневно говорил, что приедут с проверкой в эти дальние деревни, и если там будут справлять праздник, то кое-кого строго накажут.
Приехав из района, Клавдия целую неделю ходила и в скотные дворы, и в мастерские, и на полевой стан, в учреждения — убеждала, что не надо справлять Троицу, а в воскресенье нужно выйти на работу. Но деревни жили своими законами. Утром в Троицу благочинные старушки с узелками потянулись в село, в развалившуюся, но для них такую святую церковь: там, где был алтарь, старушки загодя соорудили из кирпичей возвышение, на него положили чистое вышитое полотенце, поставили икону и истово молились. Потом, присев у родных могил, разложили снедь, съели по яичку крашеному, помянули всех своих родных, клали земные поклоны. Затем пошли домой, исполнив свой святой долг.
А притихшие деревни начинали оживать. В эту троицу гуляли в Аникове. Готовились от души: молодежь промела все дорожки на улицах голиками, в дома принесли свежих зеленых березовых веток. В избах запахло праздником. С утра молодежь прогуливалась по деревне, зазвучали гармошки. Дед Ерофей начал качать людей на круговых качелях, не забывая брать за каждый круг по 5 копеек (дело было в начале 60-х годов, и для того времени 5 копеек стоило пол-литра молока, а это были большие деньги).
Тетя Пульхерия (50-летняя крупная женщина, бригадир полеводческой бригады) тоже готовилась к празднику и ждала гостей. Заранее, как и все жители деревень, она надраивала полы дресвой (крупным песком розовым, наколоты из больших природных камней), мыла потолки щелоком, медный самовар чистила до золотого блеска. Была она высокая, ладная, бойкая, в деревне ее все звали тетя Пушка. Она знала все деревенские новости. Молодежь к ней валила валом: Пушка кого-то привораживала, отвораживала, мирила молодые пары, а молодых мужиков, обижавших своих жен, похлестывала армейским ремнем.
На эту Троицу она пригласила соседей, своих подруг, приезжего молодого ветеринара Алексея Ивановича. Его послали из района всего полгода назад, жить определили в лесхозовский дом. Высокий, ладный, голубоглазый, кудреватый ветеринар был на зависть всем девушкам. Красив, но жил как-то уединенно, боялся, сторонился пьяных компаний, обходил их стороной. А у тети Пушки была красавица дочь Анна (местный почтальон). Но очень высокого роста, и в деревнях для нее не было женихов. Вот с определенной целью и пригласила тетушка ветеринара Алексея Ивановича — чтобы потом сосватать.
Без всякого приглашения пришел к тете Пушке ее брат Петя-трясунчик. Это был невысокий, рыжий, с жидкой длинной бородкой 40-летний мужичок. В детстве он чем-то долго болел, но так как у родителей было семеро детей, и им надо было работать, чтобы прокормить столько человек, то вовремя не пролечили Петю, не увезли в больницу. Так и остался недолеченным Петя-трясунчик. Он работал бессменно пастухом и очень хорошо выбивал дробь в пастушью барабанку, что очень нравилось здешнему люду. Жил с женой, детей у них не было, а была очень хорошая дойная корова. Все бы ничего, но Петя-трясунчик имел небольшой изъян: когда он напивался, то любил очень спорить со всеми и все говорил на поперек. Люди злились на него, и частенько после праздников Петя-трясунчик ходил в синяках, бывало, что в запале страстей во время очередного спора его выбрасывали из окна.
Гости пришли к тете Пушке, выпили по кружке деревенского пива. Тетя Пушка на кухне нарочно Алексею Ивановичу в пиво добавила водки, чтобы того напоить, а потом уложить в полог на кровать, а потом дочку Анюшку туда послать – и дело будет сделано. Выпили по две кружки пива, спели песни. Сосед — за частушки:
Рубаха белая горохом,
Брюки синие бобам,
Пояс новый, кисти шелковы
Висят между ногам.
Все шло ладно, но дело испортил Петя-трясунчик, который затеял спор с ветеринаром. «А что, Алексей Иванович, где твоя корова-рекордсменка Ветка, которую ты холишь и бережешь, а ведь она доит меньше моей коровы Розки на литр! Алексей побелел, побагровел (никто не знал, что он был очень честолюбив, любил коров, особенно рекордсменок, и во хмелю был не раж). Он схватил Петю-трясунчика за жидкую бородку, полетела сковородка с жареной картошкой, затевалась драка. Мужики схватили Алексея, поволокли на поветь в полог. Праздник был испорчен. Тетя Пушка шепнула дочери на кухне: «Анюшка, это тебе не жених – драчун, и в полог к нему не ходи». Все попритихли за столом, только тетя Пушка ругала своего брата: тот затеял очередной скандал. Вдруг вылетает ветеринар с ухватом в руках — и бить Петю-трясунчика. Все засуетились, кое-как схватили ветеринара, повалили на большую скамейку, стоявшую отдельно, и привязали его веревками, под голову сунули фуфайку, и все пошли на улицу.
А на улице в трех местах играли гармошки, везде плясали люди: и старые, и молодые. Плясала и Агния, подруга Клавдии. Клавдия и Агния дружили с детства. Обе до войны окончили семилетку. Агнийка вышла замуж за веселого парня Гришу. Но только одну недельку пожили молодожены, началась война, и Гришу взяли на фронт, а вскоре на него пришла похоронка. Клавдия помнила, как упала на пожне Агния, получив письмо, как отливали Агнийку водой дома, когда она упала в беспамятстве от горя. У Агнии родился сын, но он был нездоров и вскоре умер.
У Клавдии тоже был муж — заядлый охотник и рыбак. Его подмял медведь, и после долгой болезни его не стало. Детей у них не было. Клавдия имела характер суровый, и ее мужики побаивались, и после смерти мужа она замуж не выходила.
Клавдия смотрела из окошка своего дома на пляшущую подругу и немножко по-женски завидовала ей. С некоторых пор за Агнией стал ухаживать местный тракторист Иван. Два года назад у него при родах умерла жена, не спасли и ребенка. Иван часто стал заходить к Агнии: то чинил изгородь, то колол дрова. И та была не против — дело все к свадьбе шло. Красивая, ладная, в голубом шелковом платье, Агния плясала и пела:
- Я люблю, как ветер дует
И сирень в саду цветет,
Я люблю, когда миленочек
Тальянку разведет.
Ты, тальяночка, тальянь,
Любое имечко Иван.
Играет Ваня не люто,
А мне отрадушка и то.
Деревня Аниково гуляла с большим размахом и с завидным весельем, и никто не заметил, как появились два всадника. Они остановились против пляшущей Агнии и зычно спросили: «Ну, что, гуляем?» Все обмерли. «А где Клавдия Авдеевна, ваш парторг?» Побежали за Клавдией. Клавдия вышла и увидела строгие глаза Григория Евгеньевича Поспелова и Алексея Геннадьевича Разгуляева. Не успели смолкнуть гармошки, как вдруг видят: идет к ним высокий человек с привязанной сзади большой скамейкой.
«А это кто у вас?» — спросили приезжие. «А это новый ветеринар», — сказал кто-то из толпы. «Он и здесь начинает чудить? Мало того, что он на старом месте разогнал пьяных людей в Первое мая, за что и был послан сюда, в отдаленные деревни, работать, так и здесь не успокоился? Ну, Клавдия Авдеевна, это уж слишком, а ведь ты уверяла нас, что праздника никакого не будет. На днях мы Вас вызовем в район», — с этими словами всадники удалились.
Прошло несколько минут. Вдруг дедко Ерофей громко крикнул: «А что, ребята, гулять так гулять! Инспектора уехали». И гуляла деревня до утра, до изнеможения. Потому как знала, что утром каждого ждал трудный день: надо было доить коров, кормить телят, обихаживать пашни, работать в поле, в мастерских, и все эти люди выполняли с величайшим вдохновением и уважением к своей работе, и все делали с величайшей отдачей.
Через неделю на районном парткоме Клавдии Авдеевне дали строгий выговор, а молодого ветеринара послали работать в самую глушь за 60 километров от райцентра за аморальное поведение. Но никто не знал (кроме местного лесничего), что инструкторы парткома, отъехав, уединились в двух километрах от тропы в сторожке лесничего, стреножили лошадей на поляне около реки, пили водку, горланили песни, купались, снова пили, отсыпались и через трое суток вернулись в район и отчитались о своей антирелигиозной работе.
Н. Соколова, ветеран педагогического труда.